"Беспощадный" ======>

Внутреннее напряжение, источаемое тяжёлыми мыслями Тавиш, охватившее её уже в ангаре, со скоростью света разнеслось по всему ангарному помещению, не оставшись без внимания со стороны Коруса. Однако он остался верен своему решению не прибегать к Силе в этот раз, чтобы узнать все тяготы, лежавшие у неё на душе. С одной стороны, это решение могло крайне скверно для него обернуться, если бы она что-то замышляла против него, ведь в большей степени он сейчас был безоружен перед ней, несмотря на свой световой меч и целый арсенал убийственных способностей, вложенных в него. С другой стороны, почему-то ему так было намного спокойнее, ведь впервые в жизни он мог по-настоящему расслабиться в чьей-то компании, не находясь в постоянном напряжении, ожидая подвоха и удара в спину. Всю свою сознательную жизнь он остерегался людей и старался узнать о них всё, для того чтобы знать чего от них можно ожидать и как близко их можно подпустить, чтобы использовать их по-максимуму, но в этот раз в этом не было никакой необходимости. Он подпустил её настолько близко к себе, чего в принципе никто никогда не удосуживался, даже не отдавая себе полного отчёта в этом. В голове всплыли слова Джаббы о том, что с момента их последней встречи он достаточно сильно изменился и даже начал кому-то доверять. Конечно же, ни Джаббе, ни его протокольному дройду, несмотря на то, что питал к ним больше симпатии и доверия, чем к людям, ни Фетту он не доверял, зато доверял ей. В тот день он практически доверил ей свою жизнь дважды, что осознал только сейчас. Именно поэтому его вдохновлённое настроение ни каплю не омрачилось её тяготами, ведь он знал, что она последует за ним.
- Бип-вуп-ууууууууп, - поприветствовал Тавиш астромеханик, услышав её обращение к своей персоне, ради чего даже отвлёкся от консоли, повернув свою голову полностью в её сторону и осмотрев повнимательнее своим фоторецептером. И только когда пассажирка заняла предложенное его хозяином место, он вернулся к своим обязанностям.
Будучи столь увлечённым наслаждением пребыванием в стенах собственного звездолёта, Арден даже не сразу отреагировал на её вопрос, адресованный на этот раз уже ему лично. Ему настолько было хорошо в данный момент, что он никак не пытался скрыть искренней улыбки, света которой хватило бы, чтобы затмить сверхновую звезду. В ответ на нежные постукивания его пальцев по приборной панели и манипуляции дройда-астромеханика с консолью корабль тихо загудел, а по всему салону прозвучала череда сигналов, сопровождающая множество загоревших по сторонам светодиодов и индикаторов. Корабль, подобно своему владельцу, воспрянул духом и заиграл совершенно новыми красками, которые скорее всего ускользнули от взгляда Тавиш в прошлое времяпрепровождение в его стенах. Окончив момент единения со своим звездолётом и отпрянув от бортового компьютера после беглого изучения данных технического осмотра, Арден откинулся на спинку кресла и непринуждённо повернулся в её сторону. К этому времени на её голове не было этого шлема, скрывавшего её прекрасное лицо, что лишний раз заставило его улыбнуться. Даже то, как начиналось это их совместное путешествие, уже приводило его в восторг, что после нескольких дней мрака и тьмы на борту "Беспощадного" со всеми этими казнями, разборками и прочим было как глоток чистой холодной воды посреди бескрайней пустыни.
- Ни штурмовик, ни мандалорец мне не нужны. Мне нужна ты... Тавиш, - бегло произнёс он, но в самом конце застопорился, когда понял, что случайно перешёл с формального обращения на личностное и, наверное, впервые за всё это время назвал её по имени, да ещё и так по-доброму без капли властности и надменности. К тому же он имел совсем иное в виду, когда говорил, что ему нужна она. Конечно, она была ему нужна, но как компаньон для задуманной им авантюры. Арден даже сам смутился от сказанного им, его пальцы рефлекторно впились в волосы на затылке, взъерошив их, зубы впились в нижнюю губу, а из уст следом вырвалось лишь смущённое, - А-а-айщ. Я имею в виду, что я посчитал, что вы будете хорошим компаньоном. Да, компаньон. Мне нужен компаньон, для того чтобы найти джедая, связанного со всеми этими нападениями.
"Господи, мне нужна ты... Что я, чёрт возьми, несу," - укоризненно в мыслях произнёс он, пытаясь оправдать сказанное только что.
- До возвращения на "Беспощадный" обращайся ко мне на ты, но не по моему имени. Хардин Ройс, - произнёс он, представившись одним из своих вымышленных имён, которыми он время от времени был вынужден пользоваться, и протянул руку для рукопожатия в её сторону, добавив. - Тебе тоже понадобится новое имя, чтобы избежать не нужных проблем для тебя и твоей семьи в будущем из-за того, во что я тебя втягиваю.

Оказалось, что не только Корус чувствовал эту неловкость и странное на вкус смущение от их непривычной для них обоих близости, но и Тавиш испытывала нечто похожее в этот момент, о чём можно было судить по выступившему на её щеках румянце. Это наблюдение заставило его глаза блеснуть тысячей дарящих тепло огоньков, а причиной улыбки теперь стал отнюдь не корабль. Признание Тавиш о том, что в женских именах она смыслит не больше его самого, поскольку даже её собственное имя, которое впрочем даже очень понравилось Ардену по звучанию в момент, когда он его произнёс сам, не было женским, заставило его улыбнуться, а с губ сорвался лёгкий смешок. По сути это было и не удивительно, поскольку даже в языке мандалорцев не было различия между полами, а человека судили исключительно за его поступки и клан, имя которого он носил после своего собственного. К тому же она настолько долго служила в штурмовом корпусе, в котором мужчины составляли исключительное большинство, что вряд ли часто могла пообщаться с кем-нибудь, кто не являлся не мужчиной, за исключением, наверное, Аманды Хикс. Впрочем, даже с ней уже пообщаться не представлялось возможным, так как он вычеркнул её из списков экипажа "Беспощадного" смертельными чернилами. Данная мысль никак не омрачила его состояние и прозвучала как нечто крайне обыденное из давно ушедшего прошлого, от которого ему не было ни горячо, ни холодно.
- Приятно познакомиться, Вэл Фартон, - всё так же улыбчиво ответил он до того, как переключился на собственного дройда, который, кстати говоря, принял этот их момент единения довольно неоднозначно. Астромеханики без регулярной чистки оперативной памяти начинали проявлять чудеса самостоятельности, создавая свой неповторимый характер путём копирования отдельных черт собственных хозяев и начиная испытывать столь неизвестную для Ардена привязанность к ним. Было в его тоне нечто, носившее оттенок ревности, если
в двоичном коде можно было подобное распознать. Впрочем, подобного за своим R2 ранее он не замечал, так что это вызвало у него неподдельный интерес, но разбираться сейчас с этим было не целесообразно.
Конечно же, одних лишь новых имён было мало, для того чтобы замаскировать их истинные личности, а потому в голове за считанные минуты он составил целый список необходимых вещей. Для начала имена нужно было закрепить на идентификационных карточках и в определенных базах данных, чтобы в случае, если кто-то захочет проверить, а это наверняка случится, то ему было что проверять. Даже его собственная одежда и вооружение мало подходило под образ наёмника-контрабандиста Хардина, что уж там говорить про броню штурмовика, которая совершенно не вязалась с ролью его напарницы. Расхаживать по "Колесу" в текущем их виде было бы странно, а потому новая одежда была нужна уже там наготове до того, как они выйдут наружу. Впрочем, если у него был выбор из одежды, припасённой в грузовом отсеке под самые разные нужды и образы, то у Тавиш такого выбора не было, о чём она почти в тот же момент известила, озвучив его собственные мысли. Но Арден прекрасно знал того, кто может в этом помочь.
- Будет тебе одежда по прибытии на место. R2 нужно отцифровать тебя, чтобы снять мерки, которые я отправлю информатору на станции, чтобы к моменту, когда мы прилетим, он уже всё необходимое приобрёл, - согласился Арден и тут же переключил своё внимание на загоревшийся индикатор на приборной панели, оповещающий о том, что двигатели полностью прогрелись после длительного простоя и корабль готов взлетать. Активировав связь с диспетчером, он разительно отличающимся от того, как он говорил с Тавиш, тоном отдал приказ. - Опустить сдерживающее поле ангара.
- Взлёт разрешён, сэр, - с минутной задержкой отрапортовал офицер, после чего звездолёт воспарил над металлическим полом. Послышался звук прячущегося внутрь корпуса шасси и усиливающийся гул двигателей, после чего "Кровавый ужас" медленно поплыл вперёд в холодные, но неописуемо приятные объятия бескрайней тьмы, освещаемой миллиардами звёзд, космоса.
В этот момент в отсек вновь закатился дройд, но в этот раз его появление не застало Ардена врасплох. Повернувшись на сто восемьдесят градусов в сторону дройда, он посмотрел на него, удерживающего одним манипулятором небольшой прямоугольный ланчбокс, напичканный самыми разными брикетами странного цвета и консистенции, ничем почти не отличающимися от того, что содержалось в полевых сухих пайках обычных штурмовиков, а в другой небольшой стакан, наполненный разбавленным водой концентратом, отдающего по запаху чем-то ягодным. Сообщив о выполнении возложенной на него миссии и пожелав приятного аппетита своему хозяину, дройд протянул принесённое им вперёд в руки Ардена и стал ждать дальнейших распоряжений.
- Спасибо, R2, - поставив напиток в подстаканник рядом с креслом, а ланчбокс разместив на пустом от кнопок и индикаторов участке приборной панели перед собой, поблагодарил его он, после чего перевёл взгляд на Тавиш и добавил. - Сделать это сейчас будет лучше всего.

Глупо было ожидать, что случившийся парой дней назад крайне напряжённый разговор между ними в его кабинете, когда он принудил её играть на собственных условиях, пока ему это целесообразно, так быстро исчезнет из её памяти. Он как неприятный укол из прошлого, что так хотелось забыть и сделать вид, что всего произошедшего не было, вновь дал о себе знать, когда она пусть и тихо, но довольно слышно напомнила ему об этом. По правде говоря, Корус давным-давно сам для себя признал, что в тот момент он не просто перегнул палку, а переломил её надвое, действуя по наитию, но признаться ей об этом у него, к сожалению, не хватило сил. После всего случившегося за эти пару дней между ними по возвращению с Татуина он много думал об этом, пытаясь найти способ устранить последствия своего необдуманного порыва. Конечно, Палпатин восхитился бы им за столь искусную манипуляцию, Вейдер бы нашёл его слова довольно жестокими и эффективными, а Траун отметил бы его тщательный подход к изучению прошлого объекта с целью нахождения максимально действенного способа борьбы с ним, но их там не было и никогда они об этом ни от кого не узнают. Да и по правде говоря, того же самого эффекта без неприятных осложнений можно было бы достичь куда более деликатным и мягким способом, но увы в тот момент его настроение настолько омрачило её желание покинуть "Беспощадный", что он не совладал с силой в своих руках и вместо того, что бы подхватить ветку, со всей силы сжал её мёртвой хваткой. Однако переписать тот день было уже невозможно, а потому оставалось лишь пытаться загладить тот неприятный инцидент. Напоминание об этом заставило чувствовать его несколько подавлено, и потребовалось время, чтобы вернуться в устоявшийся дружелюбный строй.
Впрочем, обо всём этом он тут же позабыл, когда увидел её реакцию на принесённый им ей плед. Мимолётное замешательство от такого жеста от человека парой дней ранее грозившимся расправиться с её семьёй и обречь её саму на пожизненное заключение без возможности сбежать или даже умереть было вполне логичным, но то, что она мало того, что приняла его, но и поблагодарила его говорило о многом. Возможно, он всё делает правильно, причём не совсем осознанно, как будто невидимая Сила ведёт его в такие моменты, и вскоре сможет загладить свою вину за столь жестокое ранее обращение с ней. Когда на её лице появилась полная теплоты и смущения улыбка, он не смог сдержаться, чтобы не улыбнуться ей в ответ. Почему-то рядом с ней вся тьма внутри него отступала, освобождая дорогу единственную лучу света, исходящему из самых недр его души, обличая черты, невиданные никем в Галактике ранее. Однако нужно было сконцентрироваться на текущих делах, которые, несмотря на всю притягательность этого приятного уединения, стояли на первом месте.
Когда он закончил свой монолог и стал слушать её комментарии по поводу всего сказанного им, он не смог сдержаться от того, что бы не засмеяться, пусть и вовремя закрыл рот кулаком. Ожидать от неё другой реакции было бы слишком не логично с его стороны, а потому он был готов к чему-то вроде этого. Наивность и прямолинейность, истолкованные в имперских академиях касательно такого понятия как сброд, очень легко прослеживались в каждом её слове. Конечно, большинство ошивающихся там не были святошами и по многим и вправду скучали застенки имперских тюрем, которых было огромное количество по всей Галактике, однако с точки зрения того же имперского закона они были чисты. К тому же сброд, который подразумевал в своих словах Корус, значительно отличался от того, что представляла себе Тавиш. Немытые грязные оборванцы в ширпотребе с десятком других кредитов в кармане да с припаркованной на какой-нибудь бесплатной стоянке развалюхе, гордо именуемой звездолётом в местах подобных "Колесу" не появлялись. Во-первых, им там нечего было делать, во-вторых их вряд ли бы кто-то даже пустил.
- Что ж ты будешь приятно удивлена, узнав, что пропустить один бокал чего-нибудь крепче воды там, куда мы летим, стоит сотни, если не тысячи имперских кредитов, а отбросы одеты получше некоторых графов и графинь, королей и королев и дела им до чьей-то задницы, кроме собственных рабынь на привязи, нет. Так что твоя в относительной безопасности, никто на нее покусится, если ты сама этого не захочешь, - погасив свой смех, но не убрав улыбку с лица прокомментировал сказанное напарницей Корус. Впрочем следующее было сказано уже куда более серьёзным тоном без намёка на удовлетворение сложившимся положением дел. - Не спорю, что большинство из них было бы целесообразнее выкосить на месте без суда и следствия, но если действовать по закону, то ни один лучший следователь не найдёт ни единого повода посадить хоть кого-то, кто нам интересен, за решётку, даже если перед его лицом будут воровать целый звёздный разрушитель. А если бы и мог найти, то все равно всех имперских тюрем не хватило бы, чтобы пересажать всех и каждого.
Шутка или не шутка про зелтронок была воспринята Корусом вполне серьёзно и том в контексте, в котором обычно про них говорят, так как эта раса была известна своим отношением к различным удовольствиям. Корус посмотрел на Тавиш без толики укора, но мысленно удивился некоторой её озабоченностью подобными экзотами, вспомнив её присказку о тви'лечках на Татуине. Конечно, он и сам не был святым, а потому бывал в местах, где девиц подобных рас, использовавшихся как рабынь с единственной целью повсеместно, было предостаточно, но услышать от женщины недвусмысленный намёк на посещение подобного заведения готов не был. Впрочем, род деятельности, которому посвятила свою жизнь Тавиш, а также отсутствие собственной семьи, предрасполагали к этому даже более чем.
- Сполна. Если возникнет желание, ты сможешь обойти все бордели на "Колесе", правда тебе не хватит даже недели, чтобы это сделать, - спокойно ответил он на её шутку и тут же переключился на продолжение своего монолога о предстоящих планах. - У нас будет двадцать четыре стандартных часа на всё. По большей степени твоя задача потратить как можно больше денег на удовольствия, а моя как можно больше их проиграть в кругу лиц, так или иначе связанных с теневым бизнесом и потенциально знающих о заговоре против Империи. Когда мы привлечём достаточно внимания и каждый будет знать о том, что мы на мели и нам нужны деньги, мы отправимся эти самые деньги зарабатывать.

Второй раз за столь короткий промежуток времени Тавиш уколола его, но если в первый раз это было тихо, словно она сказала это сама себе, то сейчас это было явно адресовано ему, причём в крайне агрессивной форме. Что первый, что второй являлись прямыми отсылками к случившемуся ранее разговору, основанному на открытие её прошлого. Это расследование заняло у Ардена больше четырёх часов, чтобы свести все ниточки и сплести их в нечто видимое и целостное. Перерыть не один архив, вызволив множество файлов косвенно связанных и почти что пришитых тонкими белыми нитками, часть из которых и вовсе устарела, детально изучить распри мандалорцев между собой за несколько десятилетий до его собственного рождения, понять кто что и почему сделал, чтобы понять почему она столь щепетильно скрывает его. Никому в Империи не было бы дела до какого-то одного штурмовика из миллиона ему подобных, служащего невесть где и сражающегося где-то на отшибе Галактики. Ни один агент имперской службы безопасности, каким бы выдающимся и способным он ни был, никогда не смог бы поднять весь этот тоннаж, ради непонятно чего, о чём можно было судить хотя бы по тому, что Аманда Хикс за столько лет при своей огромной не любви к Тавиш так и не смогла хоть на капельку приблизиться к сути вещей. Её прошлое было настолько хорошо скрыто, что комар носа никогда не подточил бы. Единственное, что подвело её, что ей заинтересовался он, высоко ценимый императором как лучшая ищейка, способная найти человека из пустоты, не имея почти ничего, что он ни раз подтвердил своими действиями. Даже эта операция, спланированная на ходу, по поиску неизвестного джедая, о котором даже лучшим шпионам Джаббы Хатта не было известно ничего, кроме его имени, подтверждала это в очередной раз. Поэтому, когда он говорил, что никто никогда не узнает о её прошлом, он не лгал, ведь если он никому об этом не расскажет, чего делать он не собирался, не видя в этом ни малейшего смысла, то никому и дальше не будет до её скелетов, прячущихся в шкафу.
Если бы Тавиш не поспешила извиниться за сказанное им, то весь разговор был бы испорчен на корню, а остаток полёта они провели бы по разным углам корабля. Арден не был безэмоциональным и как любой другой ситх не пребывал в состоянии покоя, лишь сдерживая свои эмоции, пока в их высвобождении наружу нет нужды. Однако и во второй раз он пусть и нелегко, но проглотил сказанное ей, лишь на мгновение нахмурившись и стиснув зубы. Ему было обидно слышать эти укоры в свой адрес после всего того, что он сделал для неё хотя бы сегодня. Его искренность и по-настоящему дружелюбные намерения, не являвшиеся плодом закулисных игр и грандиозных планов по обольщению и ослеплению её внимания, который раз были втоптаны в грязь, отчего ему очень хотелось сорваться, выплеснув свои эмоции. Но отчего-то он этого не мог сделать, что-то глубоко внутри останавливало его от этого, не позволяя ему разрушить ту шаткую конструкцию, которую он так тщательно пытался выстроить из руин их разговора. Однако очередной язвительный выплеск в свою сторону стерпеть полностью он уже не смог. Несмотря на то, что он сам позволил ей говорить свободно при отсутствии посторонних, терпеть нападки в свою сторону не желал. Это было совершенно не то, чего он добивался. 
- Я не делаю выговоров, - лаконично произнёс он, отделяя каждое слово от последующего, словно процеживая через сито. Голос его из мягкого и пушистого согревающего от холода пледа постепенно начал превращаться в грубую наждачную бумагу, способную одним рывком содрать кожу до крови того, кто недостаточно осторожно обращается с ней. Было видно, что он из всех сил старается подавить в себе тёмную сущность, требовавшую безоговорочного подчинения и преклонения перед ним. Глаза еле видимо начинали отливать золотом, но тут же вновь возвращали свой естественный цвет. Закрыв глаза, Корус глубоко вздохнул, пытаясь обуздать свой порыв и вернуться в нормальное русло. - Это было к тому, что спайса на "Колесе" больше, чем на Кесселе, и я очень не хочу, чтобы кто-то случайно подмешал его тебе, поэтому, пожалуйста, будь осторожней. К тому же если ты и вправду собираешься устроить рейд по таким борделям, как "Зелтронская услада", где обитают исключительно столь желанные тобой зелтронки, любящие всё, что приносит удовольствие, или "Красная дверь" для любителей... неважно. Тебе надо быть внимательней. Я не хочу тебя потерять. Вот и всё.
На последних словах лицо Коруса вновь начало принимать привычные мягкие черты, а в глазах появился не обжигающий, а дарящий тепло огонёк, он даже не понял, как только что признался ей в том, в чём не так давно не мог признаться даже самому себе. В этом странном желании держать её рядом и никуда не отпускать. Он и вправду не хотел её терять независимо от того, что могло бы послужить причиной для этого. Но, даже когда до мозга дошло то, что он выпалил по велению сердца, он не сдвинулся с места, а его глаза застыли на её лице. Ему не хотелось никуда убегать, как в прошлый раз. Да и, по правде говоря, бежать было некуда.

- Того, что ты полетела со мной, даже не спросив куда и зачем, хватает сполна, - улыбнувшись произнёс он и в тот же момент, словно завороженный, подался чуть вперёд, протянув руку вперёд. Но на этот раз он не собирался касаться её Силой или делать нечто мистическое, что почти моментально откликалось недовольством на её лице, вместо этого его рука непривычно нежно легла на её голову и, как капля воды по идеально отполированному без единой царапинки стеклу, соскользнула вниз по её рыжим волосам, застыв на едва румяной от смущения щеке. - И ты первый человек за всю мою жизнь, кому я могу сказать, что ценю это.
Отчего-то после всех слов, сказанных Тавиш, откликнувшись миллионом разных странных эмоций где-то глубоко внутри, пробивающихся ярким ослепительным светом сквозь толщу мрачного тумана, скрывавшую его душу ото всех на свете все эти долгие годы, Арден почувствовал невероятный прилив сил и уверенности, которых ему так не хватало. Возможно, он заблуждался, так долго сторонясь людей, привязанности к кому-либо, обходясь лишь однократными связями с теми, с кем ему не предстояло больше никогда пересечься, и только ради выплеска эмоций и удовлетворения физических потребностей, присущих любому человеку. Он знал причину своей нелюдимости, истолкованную следованием древних учений таинственных орденов адептов Силы, в которые его никто никогда не посвящал. "Может быть, это не мой путь? Может быть все эти догмы, которым я пытался следовать, многогранны, а я знал лишь только об одной из них?" - тихо и вкрадчиво зазвучал голос его сознания, звучавший настолько убедительно, что Арден, не отрывавший своего взгляда от глаз Тавиш, ещё больше улыбнулся, осознав, что нет никаких причин, для того чтобы сторониться единственного в Галактике человека, который принял его, несмотря на всю его жестокость по отношению к другим. "Интересно, неужели никто из ситхов и джедаев никогда не имел детей? Не хотел продолжить собственный род? Научить своего ребёнка пользоваться Силой и помочь ему достичь могущества, которого не смог достигнуть сам из-за ограниченности собственных наставников? Оставить след в Галактике не только на страницах запылённых и утерянных архивов?" - вновь начал сыпать риторическими вопросами внутренний голос, раз за разом убеждая его в правильности происходящего здесь и сейчас на борту его корабля, долгие годы являвшимся его неприступной для кого-либо крепостью.
Нет, он вовсе не хотел вести оседлый образ жизни где-нибудь на отшибе Галактики, занимаясь фермерством, будучи пацифистом, сторонясь сражений. Сражения были его стихией. Он упивался каждой битвой, и неважно был он со световым мечом в руках на земле или в кабине истребителя, стремящегося навстречу тысячам вражеских кораблей. Ему нравилось могущество в собственных руках, нравилось вершить правосудие во имя императора Галактической Империи, мотаясь от одного мира к другому, нравилось подвергать себя каждый день испытаниям не на жизнь, а насмерть. А потому от всего этого отказываться он не собирался, но что-то ему подсказывало, что даже если эта привязанность к Тавиш перерастёт в нечто большее, ничего такого не случится. Он останется тем же, кто он есть сейчас, будет делать всё то же самое, но вместе с тем получит ещё одну крупицу пространства в Галактики, где он может быть настоящим, помещающуюся в одном человеке. Вместе с этими мыслями преследовавшие его страхи и сомнения, заставлявшие бежать от неё, срываться на ней, принося боль и страдания, лгать самому себе, бесследно растворились, освободив дорогу уверенности и решимости.
- Я не хотел оставлять даже малейшей вероятности, что твой секрет будет принадлежать кому-то, кроме меня. Я не хотел, что бы кто-то мог воспользоваться этим и отобрать тебя у меня, - тихо и размеренно произнёс он, продолжая вглядываться в её удивительно привлекательное лицо, которое он впервые мог разглядеть так близко, отчего сердце начинало стучать сильнее и отчётливее, но при этом отбивая ровный ритм. Его некогда бывший грубым, как наждачная бумага, голос, заставлявший всех без исключения на "Беспощадном" сжиматься в страхе и ужасе, избегать любой встречи с ним, сейчас звучал настолько нежно и приятно, что могло показаться, будто бы вот-вот и он запоёт бархатистым тоном, как в каком-нибудь романтическом голофильме. - Когда я только стал командующим на "Беспощадным", я хотел, что бы у меня был хоть кто-то верный и преданный мне, не осуждающий меня за мои действия. Я... сожалею, что причинил тебе много боли, пытаясь этого достичь. Теперь жалею, потому что знаю, что был совершенно другой путь.
На несколько секунд после этого Арден замолчал, а его лицо приняло слегка задумчивый вид. Всю свою жизнь он презирал слабость в людях и считал, что жалость в любом её проявлении, а также извинения перед кем-то, даже перед собой, самые жалкие её проявления, достойные самого уничижительного отношения из всех возможных. Но вот буквально сейчас эти странные на вкус горько-сладкие слова, заполняющие опустошённую душу, словно воды невидимого источника кувшин, сами собой сорвались с его губ, но он не почувствовал ни капли собственной слабости или презрения к самому себе. Появление Тавиш в его жизни за столь короткий срок заставило его каждый день открывать в себе что-то новое, непостижимое и не укладывающееся в рамки того, что ему внушали с самого детства. Почему-то от неё веяло теплом и, можно сказать, любовью по отношению к нему, чего он никогда в своей жизни не испытывал. Мать, которая должна заботиться о своём ребёнке, нежить его собственным вниманием и любовью, он не знал, поскольку та умерла в тот момент, когда он появился на свет; отец, который должен воспитывать, уделять ему время, учить чему-то или хоть как-то проявлять толику своего внимания, всю жизнь винил его и жестоко избивал, держа взаперти. Только лишь дройд заботился о нём, пока в роковой день, он не сбежал из дома, оставив за своей спиной хладный труп отца. Император не из тех, кто способен на подобные чувства по отношению хоть к кому-либо, ну, или по крайней мере точно не к нему, а потому от него он видел лишь обязанность подчиняться, следовать учениям в обмен на власть и могущество. И вот теперь в его жизни появилась она и поставила вверх дном всё то, что столько лет выстраивалось в его собственное мировосприятие, заставив его задумываться о множестве разных вещей.
- Впервые в жизни я буду не против чьей-то компании на всё время полёта, - всё тем же бархатным голосом, не убирая руки с её лица, произнёс он, а в его глазах читалось нескрываемое желание, что бы она никуда не уходила в этот невероятный для него момент.

Когда между ними не осталось никаких преград из слов, не передающих всего, что творилось на душе у каждого, мыслей, терзавших их обоих, не давая даже возможности подступиться друг к другу, а все стены, возводимые десятилетиями от всех чужих были разрушены только друг для друга, оставаясь целыми для остального в данный момент ничего не значащего мира, Арден почувствовал, как лёгкая прохлада, к которой он так привык во время путешествий в космосе, перестала ощущаться, зато вместо неё чувствовался согревающий заставляющий кровь циркулировать всё быстрее и быстрее в теле жар. Время, определявшее течение жизни в Галактике, остановилось, превратив каждую секунду в мгновение. С каждым новым мгновением их начавшийся с робкого прикосновения её губ поцелуй становился всё более страстным и горячим полным первобытного необузданного желания, оставляя на губах неизгладимый след, подобный ожогу, требовавший утоления. Он не мог насытиться ей, чем дольше длился поцелуй тем больше он понимал, что ему её катастрофически не хватает, а всё тело горело от неукротимого огня, не желавшего быть потушенным. Его ладони медленно скользили по её талии, поднимаясь выше по спине в то время, как её упали ему на грудь. Несмотря на то, что первые секунды она почти что упёрлась ими, крепко сдерживая его от того, что бы изничтожить последние крохи уже ничего не значащего расстояния, почти сразу же они стали лёгкими, едва ощутимыми.
Почти что одновременно с охватившим её порывом, заставившим её нежные руки наброситься на его мантию с единственной целью - сбросить её за ненадобность, с задержкой в неуловимые тысячные одной единственной секунды его руки выскользнули из-за её спины, в момент оказавшись на её груди, скрытой термокомбинезоном, от которого в данный момент не было никакого толку. Их руки с непринуждённой легкостью, сумасшедшей скоростью и непоколебимым рвением, сметающим всё на своём пути, скользили по телам друг друга, снимая всё то, что скрывало их истинную природу, требовавшую не просто утолить физиологическую потребность, но стать единым целым во что бы то ни стало. Не заняло много времени, что бы мантия улетела прочь на кресло, а её термокомбинезон сброшен на пол, но за это время Арден на несколько секунд успел отвлечь правую руку от своей цели, невидимо ухватившись за плед, тут же воспаривший над потолком, в который она не так давно укутывалась, чтобы согреться, и расстелив его на полу позади них. Он действовал рефлекторно, повинуясь охватившему его с головой бурлящему страстью и любовью, вкус которой он только начал познавать, желанию, а потому чуть ли не сорвал напрочь с самого себя нательный костюм и нижнее бельё, как только с неё слетело всё остальное.
На секунду его губы оторвались от неё, а глаза скользнули по всем изгибам ничем не прикрытого нагого тела, но тут же прильнули к её шее, страстно впившись в разгорячённую плоть. Теперь ничто не мешало его рукам, знавшим множество других безымянных тел, но хотевшим ласкать и гладить лишь одно единственное, чувствовать жар, исходящий от неё, реакцию от собственных прикосновений. Продолжать стоять на одном месте, ожидая конца полёта в гиперпространстве, не было смысла, да и всё изнывающее от нестерпимого вожделения тело требовало продолжение этого порыва любви. Плавно его ноги скользнули в сторону, а руки крепко прижали её к себе, и в мгновение ока он оказался на том самом пледе, который, несмотря на свою относительно небольшую толщину, был куда лучше холодного металлического пола, а Тавиш на нём. Его полный неконтролируемого безумия и жажды взгляд вцепился в неё в поисках того же самого в её глазах.
- Я хочу тебя, - сорвалось с его губ вперемешку с очень горячим воздухом признание, озвучившее всё произошедшее за эти слившиеся воедино минуты между ними. Это прозвучало настолько естественно и так приятно, что было трудно поверить, что он впервые говорил кому-либо такое, а тело лишь подтверждало сказанное, желая наконец слиться с ней воедино.   
Он не думал ни о чём, внутренний голос, постоянно сыпавший одновременно тысячью мыслей, имевших совершенно разную природу, молчал, отдав всё место внутренним инстинктам, направлявших его движения. Несмотря на всю страсть, стремившуюся только к одному логическому продолжению, его движения были аккуратными и нежными. Каждое прикосновение к её телу было выверено не холодным расчётливым умом, а трепещущим влюблённым сердцем, желавшим не просто удовлетворить, но доставить по-настоящему райское удовольствие. Каждая женщина уникальна по своему, а потому что для одной хорошо, то для другой безразлично или вовсе плохо, но в этот момент неосознанно каждое касание, каждое поглаживание направлялись туда, куда подсказывала невообразимо обострившаяся интуиция. Ещё мгновение и случилось то, к чему всё шло с того самого момента, как его рука оказалась у неё на щеке, последние границы между ними были стёрты, а их тела слились в поцелуе любви, освещаемом лишь переливающимися огнями индикаторов и гиперпространственного коридора, уносящего их прочь от всего мира.

Такая обыденная, как ему казалось ранее, вещь как секс в этот раз заиграл совершенно новыми красками и заставил по-другому взглянуть на весь процесс от начала и до конца. Все разы до этого ему было сугубо наплевать чего хочет его партнёрша, приятно ей или нет, хочет она так или как-то по-другому, хотя и знал, как сделать каждое свое движение, прикосновение или поцелуй по-настоящему полным удовольствия для неё, его волновал только он сам и собственное удовлетворение. Всё длилось ровно столько, сколько он этого желал, всё проходило в тех позах, которые нравились ему, всё шло так, как он того хотел. Но в этот раз он был полностью поглощён удовлетворением Тавиш, а не самого себя. Каждое прикосновение было нацелено на то, что бы довести её до экстаза, заставить её содрогаться раз за разом в волнах удовольствия и наслаждения, сделать этот момент их душевного и телесного единения по-настоящему незабываемым. Несмотря на то, что она поддалась ему, вверила своё тело ему, передала все бразды правления в его руки, а он их уверенно принял и использовал по назначению, он ни на секунду не переставал прислушиваться к её ощущениям. И вместе с тем он даже не заметил, насколько больше наслаждения от процесса получил сам, чем когда-либо в собственной жизни. И теперь расположившись на полу рядом с ней, наблюдая за её глазами, чувствуя медленно отступающий перед космической прохладой жар через её ладонь, он почувствовал сладкую истому, расплывшуюся по всему телу и заставляющую улыбаться во все тридцать два зуба белоснежной улыбкой.
- Боюсь, что да, - усмехнулся Корус и, запрокинув голову вверх, уставился в потолок. На самом деле у него было похожее желание посетить один из борделей на "Колесе" после выполнения основной части плана, дабы сбросить накопившееся за последние тяжёлые несколько дней напряжение, но теперь в этом не было никакого смысла. Он был бы не против повторить произошедшее вновь, но только исключительно с ней, а не с кем-то другим. Ни одна даже самая дорогая и элитная куртизанка не могла даже встать рядом и доставить хоть одну десятую такого же удовольствия. - Если ты настолько ненасытна, то я устрою тебе марафон на всех доступных поверхностях на корабле, когда предоставится возможность.
Однако вся шутливость и расслабленность тут же растворились, когда из её уст прозвучал вопрос касательно его способностей к мироощущению. Конечно, он мог прочитать её мысли, если бы хотел, возможно, она бы даже не почувствовала этого, ведь никаким трюкам по защите собственного разума она не обладала, иначе бы не спрашивала подобного у него сейчас. Однако всё, что он позволял себе в её присутствии это ощущать её настроение и каждое изменение в нём. По факту говоря, он не мог этого не делать, так как источаемая аура людей в его глазах была неразрывна с внешним обликом, и видеть что-то одно было просто-напросто невозможно. Как и зелтроны, большинство адептов Силы, не скрывающих своего присутствия очень мощные эмпаты, чувствующие настроение, эмоции и чувства окружающих. Любая сильная эмоция в считанные мгновения разносится возмущением в Силе, и чем она сильнее, тем сильнее отклик. По правде говоря, Ардену потребовалось немного времени, чтобы сформулировать ответ на этот вопрос.
- Чтение мыслей другого человека довольно болезненный процесс для последнего. Ты бы почувствовала, - максимально серьёзно ответил он на поставленный вопрос, но тут же сделал жест указательным пальцем в воздухе, словно привлекая повышенное внимание к тому, что будет сказано дальше, и добавил. - Ты и я... мы видим мир совершенно по-разному. Ты видишь моё лицо, слышишь мой голос, чувствуешь мой запах, можешь почувствовать солоноватость на моих губах, ощутить тепло, прикоснувшись к руке, а я всё то же самое, но ещё и каждую мало-мальски значимую эмоцию, находящую отклик в твоём сердце и сознании. Чем сильнее эмоция, тем ярче я её ощущаю, даже если ты не рядом. Страх, гнев, ярость, злость, ненависть - очень сильные эмоции, которые могут ощущаться даже за пределами целой планетарной системы при особых случаях. К тому же у меня на порядок мощнее развита интуиция, я могу предугадывать события, но, несмотря на это, я ни разу не задумывался о том, что бы вторгаться в твоё личное пространство таким образом.
Когда с ответами на все вопросы было покончено, а разговор вновь принял непринуждённое настроение, Корус легко и даже грациозно подскочил на ноги вслед за Тавиш. И тут же распахнул дверь, первым покинув кокпит. Он не волновался, что в коридоре их мог бы ожидать дройд, так как прекрасно чувствовал его текущее местоположение. Конечно, дройды не ощущались так ярко, как люди, поскольку источник их жизненной энергии был искусственным, однако на маленьком корабле, передвигающемся в гиперпространстве в полном одиночестве, это не было большой проблемой. Лёгким движением руки он притянул к себе всю разбросанную по кокпиту свою одежду и медленно, чтобы дать Тавиш время сделать тоже самое, но уже своими руками, направился по тускло освещённому коридору прямо. Вход в компактную душевую лежал через личную каюту Ардена. Зайдя внутрь, он скинул свою одежду на небольшую тумбочку, и, притянув Тавиш в собственные крепкие, но при этом всё такие же нежные объятия, активировал подачу пены.
- У нас будет возможность принять человеческую ванную позже, - с нескрываемой надеждой и предвкушением произнёс он и без лишних вопросов принялся плавно втирать густую пену в её тело, спускаясь сверху вниз, после чего переключился на самого себя. Когда они оба стали белыми, словно два сугроба с какой-нибудь ледяной планеты, активировался ультразвуковой душ, и вся пена моментально разлетелась по сторонам, оставив на коже лишь маленькие капельки влаги. - Ну, вот и всё. Полотенца на нижней полке.

Горькая правда о существующем положении вещей, давным-давно установленным даже не им самим, сильно ударила по состоянию Тавиш, кардинально изменив её настроение с исключительно положительного на исключительно негативное. Пусть она и пыталась скрыть всю ту боль и обиду от понимания, что когда-нибудь им придётся расстаться и они не смогут никак на это повлиять, поскольку даже он, будучи Рукой императора, не властелин своей жизни и вынужден подчиняться тому, кому нет дела до его личных предпочтений, Корус тут же подметил всё даже без помощи Силы. Её пальцы судорожно бегали по термокомбинезону, натягивая его на тело, рывками пытались застегнуть молнию, обломав несколько зубьев, глаза, которые до сего момента она не сводила с него, теперь пытались спрятаться, уткнуться куда-нибудь, лишь бы не смотреть на него, дыхание стало сбивчивым, сердце стучало неровно. Арден знал, что от этих слов ей будет нелегко, как и ему самому, но не представлял, что это настолько ранит её чувства. Однако соврать ей и сказать, что всё будет хорошо, что они проживут долгую счастливую жизнь где-нибудь в уютном месте, наплодив свору детей, часть из которых наверняка получит от него чувствительность к Силе, а другая часть станет настоящими воинами, как их мать, было бы нечестно по отношению к ней. В этот момент после всего того, что случилось между ними, после всех сказанных друг другу слов его язык просто не мог извернуться, выдав какую-нибудь искусную сладкую ложь. Он умел врать и делал это очень даже хорошо, но даже самая мелкая мысль о том, что бы соврать ей, даже ради того чтобы успокоить и приободрить, вызывала у него отторжение.
Как только её голос разорвал давящую по направлению к полу тишину, а с её уст сорвались холодные слова, которые обычно говорил он, пытаясь отвлечься от дурных мыслей, погрузившись с головой в работу, его руки инстинктивно бросились к ней, уверенно, но при этом мягко, схватив её за руки в области запястья, продолжавшие терзать бедную молнию термокомбинезона. Одним ловким движением он потянул её на себя, и, когда расстояние между ними вновь стало незначительным, крепко обнял её, прижав к себе без какой-либо возможности выскользнуть. Он не хотел её отпускать, несмотря ни на что, несмотря ни на какие бы там ни были обстоятельства. Когда он сказал ей, что ему будет наплевать, если даже весь мир будет против них, в его словах не было ни капли лжи или обмана, а его решимость была как никогда сильна и велика. Поэтому, даже если император решит его сослать куда-нибудь подальше, Арден был уверен, что найдёт способ быть рядом с ней. Пусть хотя бы на мгновение, на несколько часов или день, но он будет рядом с ней и никто не помешает им. Впрочем, за время их обоюдного молчания в его голове родилось решение их дилеммы, но для его исполнения требовался подходящий момент.
- Я уже сказал, что ты моя и никуда я тебя не отпущу, - властно, но в то же время с нескрываемой добротой и преисполненностью любовью, произнёс он, прижимая к себе. - Никто не говорил, что это будет легко, учитывая то, кем мы являемся, но это не значит, что нужно отступаться. Меня не учили отступаться от своего. Тебя тоже. Так почему ты пытаешься сбежать, скрыв свой побег нашей миссией? Тебе это не свойственно. Твой непоколебимый ничем характер самая сексуальная и красивая черта в тебе, которая заставляет меня желать быть с тобой, восхищаться тобой.
Конечно, Тавиш была очень хороша собой. Она была очень красивой, по крайней мере ему казалось, что красивее её он никого не встречал в своей жизни. У неё был приятный голос, который ему довелось услышать во всей его прекрасной палитре сегодня на корабле. Но по-настоящему его манило то, что было сокрыто под всем этим, то, что нельзя было увидеть, услышать или пощупать, но можно было почувствовать. Её закалённый характер, словно выточенный из самого крепкого материала в Галактике, способного устоять даже под натиском светового меча, прожигающего всё на своём пути. Из всех штурмовиков на "Беспощадном" и всех тех, с кем он встречался и имел возможность хоть как-то взаимодействовать, она была самой... необычной. Её непокорность, собственный взгляд на мир, не ограниченный муштрой в академии, её непоколебимость и твёрдость заставляли его проникнуться к ней сначала уважением, а после того, как она продемонстрировала ещё и свою доброту, мягкость и чуткость с пониманием, он проникся к ней тёплыми чувствами, именуемыми людьми любовью. То, во что это всё вылилось несколькими минутами ранее, не было игрой гормонов или животным влечением, это был акт молчаливого признания своих чувств, уважения к ней и благосклонности. Скажи ему парой недель ранее, что это вообще возможно, он бы ни за что не поверил даже самому себе, но теперь с каждой секундой он становился всё увереннее и увереннее в своих суждениях.
- Даже если император прикажет мне оставить "Беспощадный", ты будешь рядом со мной. Просто поверь мне, Тавиш, - ещё более нежно сказал он, чуть ли не шёпотом, ища встречи с её глазами, а его рука, как и в прошлый раз, легла на её голову и тут же соскользнула вниз на её щеку. - Ты сказала, что впервые готова слепо идти за кем-то, так иди за мной. Я хочу, что бы ты слепо шла за мной. Я буду твоими глазами и ушами в этом жестоком мире, желающем разлучить нас, заставить отойти друг от друга на прежнюю дистанцию, вновь стать друг другу чужими. Я не знаю, что такое любовь. По правде говоря, я никогда её не знал, но, мне кажется, что именно её я чувствую, когда смотрю на тебя и думаю о тебе. Поэтому не уходи и не закрывайся от меня. Меньшее, чего я хочу, так это сделать тебе больно, и это даёт мне сил и решимости не допустить этого, во что бы то ни стало.
Это признание далось ему намного легче, чем в прошлый раз. Он ни разу не запнулся, а в его пусть и тихом голосе слышалась незыблемость полная уверенность в каждом сказанном им слове. Его глаза блестели от бессчётного количества огоньков, озаряющих тьму, окутавшую его самого. Впервые в жизни он кому-то говорил такие слова, но почему-то они звучали так правильно, так искренне, как будто он всю свою жизнь ждал именно её, ведь только она заслуживала услышать их. На этот раз он не стал ждать первого шага от неё, как это было в кокпите, и сам потянулся к её губам, коснувшись их более решительно, чем это в прошлый раз сделала она. Ему не хотелось думать ни о какой миссии и сосредотачиваться на ней, ведь они уже давным-давно всё обсудили, а до прибытия оставалось ещё немного времени, которое они могли посвятить друг другу. Он и вправду был влюблён. Теперь ему было не страшно признаться самому себе и ей в этом.

Непонимание и растерянность в глазах Тавиш в ответ на его немногословную реакцию на озвученное ей решение возникшей дилеммы было более чем оправданным, а потому это нисколько его даже не смутило. Конечно, уйти из штурмового корпуса было довольно простым решением, поскольку как только она сдаст всё казённое имущество, подпишет все необходимые протоколы, а её имя вычеркнут из всех списков в многочисленных базах данных, она будет вольна идти на все четыре стороны и жить собственной жизнью так, как сама того пожелает. Никто её не будет насильно удерживать на службе, ведь это же не заключение в тюрьме, однако в долгосрочной перспективе ничего хорошего это ей не сулит. Они не станут проводить времени друг с другом больше по сравнению с тем, если она продолжит службу на "Беспощадном", а он отправится восвояси на "Кровавом ужасе" выслеживать врагов Империи по приказу императора Палпатина. Как минимум, потому что она не сможет отправляться с ним на задания, как сейчас, поскольку никакого разрешения и оправданной необходимости в этом не будет. Это сейчас он мог, почти что не поставив никого в известность, взять её с собой неизвестно куда и зачем, поскольку она была подконтрольной ему боевой единицей, а по заверенному императором указу он мог использовать столько боевых единиц, сколько ему необходимо без какой-либо отчётности перед кем-либо, а стань она гражданским её нельзя будет даже подпустить к кораблю, чтобы не вызвать хоть единого вопроса со стороны. Сложно предугадать в какой момент тебе понадобится приземлиться на имперском аванпосту или в ангаре звёздного разрушителя по той или иной причине, и если у него проблем не возникнет, то у неё их появится выше матёрого ранкора. Так что этот вариант ему не нравился и принимать его даже во внимание, как возможный, он не хотел, о чём сразу же заявил.
Впрочем, его собственное предложение решения этой проблемы, которую нельзя было откладывать в долгий ящик в виду того, что всего того, что уже было им сделано, было вполне достаточно, для того чтобы другие агенты императора занялись этим и без проблем выполнили бы поставленной задачу, а Корусу предоставить новое задание, было встречено нахмуренными бровями. Конечно, всё сказанное им звучало довольно неправдоподобно, если не знать все привилегии и преимущества, которыми он обладал по сравнению с большинством служащих в аппарате Империи, а потому он даже не удивился этому. По правде говоря, за всю свою жизнь Арден редко пользовался всем тем, что ему было доступно в соответствии с его статусом и положением, в отличие от многих, кто дорвавшись до крупицы власти, начинали судорожно выжимать все доступные соки из всего, что становилось им подвластно, напрочь теряя остатки самоконтроля. По факту всё, что находилось на этом корабле, включая сам корабль, - это вся роскошь, которую он принял от императора, в обмен на свою службу. У него не было дворцов, флота, яхт, рабов, миллионов кредитов на личном счету в банке, поскольку всё это было ему ни к чему. Даже императора удивляла его скромность, на что он неоднократно намекал, предлагая выбрать всё, что душе угодно, в качестве награды за верную службу.
- Если бы я хотел, то у меня было бы несколько дворцов или крепостей, набитые слугами и рабами с сокровищницами, битком забитыми отчеканенными кредитами, и охраняемые легионами штурмовиков, возможно, даже я когда-нибудь их бы посещал, но до этого момента я обходился этим звездолётом, - разведя руками в разные стороны, словно охватывая всё судно, произнёс он, а на его лице блеснула улыбка. - Так что если мне понадобится корвет, укомплектованный штурмовиками, пилотами и офицерами, император мне его предоставит. Насчёт этого можешь не волноваться.
Конечно, это звучало как хвастовство, но было бы неразумно и крайне глупо обвинить Коруса в нечто подобном. Как минимум, потому что он не привык пускать слова на ветер, сыпля беспочвенными обещаниями и надеждами. Возможно, это вызовет толику интереса у императора, когда он сообщит ему о своей просьбе, и ему придётся объяснить причину столь необычной просьбы, но это уже была далеко не забота Тавиш. К тому же, для всего этого было очень разумное объяснение, скрывавшееся в самой сути обещаний, включавших власть, статус, могущество, роскошь, самого императора в обмен на преданную службу Ардена. Так что каких-либо волнений на этот счёт у него не было, и весь его вид, источавший непоколебимую уверенность во всём, что он говорит, это только лишь подтверждал. По факту ему были доступны не только технические блага, но и людские ресурсы, которые он мог использовать, как ему пожелается, если оно было оправдано, а потому он с лёгкостью мог забрать к себе на службу тех людей, кого отберёт сам. То, что первой на борт будет принята та, из-за кого такая потребность вообще возникла, не создавало никаких вопросов, а вот острой необходимости в Каине у него не было. Однако он решил всё-таки автоматически зачислить его в экипаж из тех соображений, что присутствие поблизости родного человека будет благоприятно влиять на неё.
- Конечно, никого заставлять и волоком тащить к себе на службу я не буду, а потому каждому будет дана возможность самоопределения, в том числе и твоему брату, - решил на всякий случай уточнить он, так как по прошлому опыту всё выглядело совершенно наоборот. Когда он случайно упомянул Каина Беккета, в памяти всплыли строчки из его личного дела, с которым он имел возможность ознакомиться, изучая увлекательно прошлое Тавиш. В отличие от своей сестры его досье пестрило отнюдь не пометками о нарушениях дисциплины и прочих установленных норм, а о выдающихся познаниях в нескольких областях хирургии, базирующихся на общей. Поэтому следом за этим в мыслях Ардена тут же родилось достойное предложение, на которое он со сто процентной уверенностью согласится, да и Тавиш возможно тоже лишний раз убедит в рациональности его решения. Так что то, что было произнесено вслед за этим, звучало покровительственно с нескрываемым чувством собственного удовлетворения. -- Кстати говоря, у него выдающиеся характеристики. Насколько я понял, во время получения медицинского образования он довольно сильно был увлечён научными исследованиями, однако на текущем месте службы это оказалось не востребованным. Это более чем поправимо, учитывая, что свободного времени у него станет куда больше, как и ресурсов для самостоятельных исследований. Так что, я думаю, он найдёт свой перевод более чем перспективным.
Впрочем, не успели прозвучать до конца все достойные доводы о том, что разработанный им план по сохранению их взаимоотношений является наиболее лучшим вариантом, как тут же из уст Тавиш вырвалось лишнее тому подтверждение. Однако он даже бы не счёл нужным поинтересоваться какую именно гильдию она имеет в виду, поскольку таковых был далеко не один десяток в Галактике и большая часть из них даже была легализована, если бы следом не прозвучало то, что прозвучало. После всего того, что Арден смог узнать о ней, копаясь в архивах и вытаскивая на свет то, о чём она даже, возможно, не подозревала, он думал, что в её прошлом не осталось никаких белых пятен, которые требовали повышенного внимания к себе, но оказалось, что это далеко не так. Неподдельное удивление и серьёзность тут же сменили все предыдущие эмоции на его лице, заставив его несколько минут просто молча смотреть на то, как она, потупив взгляд, разглядывала собственные ноги. Интуиция не просто подсказывала ему, что дело с этой гильдией далеко не чистое, а кричала об этом всё горло, заставляя его брови медленно сближаться друг с другом. Мозг тут же заработал на все триста процентов, перебирая все возможные варианты, соотнося их с тем, что он уже знал о ней, так что за считанные минуты в голове выстроилась целая логическая цепочка. "Её семья была в нищете после разорения бизнеса её отца. Двое братьев с безработным отцом верный путь к смерти, и не одна подработка в её возрасте не могла хоть как-то исправить ситуацию. Ни одна легальная гильдия не приняла бы несовершеннолетнюю к себе, да и достаточного количества денег предложить тоже не смогла бы. Остаётся только самый прибыльный и самый нелегальный вариант. Гильдия наёмников и охотников за головами. Ты не перестаёшь меня удивлять Тавиш," - не сдержав усмешку, перебившую хмурость, произнёс про себя Арден.
- Обсудим твоё криминальное прошлое в кокпите. Тебе это может не понравиться, но тебе придётся рассказать всё, что бы я знал, как правильно распорядиться с этой информацией. Нужно избежать возможных проблем, если кто-то всерьёз заинтересуется тобой, - спокойно сказал он без намёка на разочарование или нечто подобное. По правде говоря, в детстве ему приходилось воровать, чтобы выжить на улицах Тида, конечно, это не одно и то же, но всё же не ему осуждать её за это.
Отойдя на шаг назад, Арден подхватил сброшенную ранее на тумбочку мантию и принялся быстро одеваться. Движения его были лёгкими и непринуждёнными, но невероятно быстрыми и точными. Ему не требовалось даже изредка смотреть вниз, чтобы знать как и что застегнуть, завязать, затянуть и приладить. Когда он был полностью одет и укомплектован, он спокойным шагом направился на кокпит, где тут же свалился в своё собственное кресло.
- Я хочу знать всё. Поэтому не темни и говори, как есть, Тавиш, - глубоко вздохнув, произнёс он, когда Тавиш заняла своё место в кресле второго пилота. Бросив беглый взгляд на навигационный компьютер, он удостоверился, что у них в запасе есть достаточно времени для подобного разговора, и приготовился услышать об очередном припрятанном в шкафу, принадлежащем его возлюбленной, скелете.

- Я искал не в том направлении, - возразил Корус в ответ на её слова, чем подтвердил её мысль о том, что просто-напросто это не было целью его поисков.
По правде говоря, больше всего он копал даже не под неё, а под её мать, поскольку о ней не было каких-либо упоминаний в личном деле. Отчего-то собственные слова лишний раз заставили его сомневаться в правильности того, что он решил не продолжать расспрашивать Тавиш о её членстве в гильдии. Конечно, в Галактике много наёмников и охотников за головами, которых никто не преследует, ярким примером того являлся известный почти на всю Галактику Боба Фетт, которого можно узнать из миллионов людей и вероятно это будет последним, что ты вообще увидел, однако никто из них в штурмовом корпусе не служил, да и дела до них Корусу не было от слова совсем, зато до Тавиш было. Единственной объективной причиной тому, что за все пятнадцать лет её службы никто не заинтересовался её прошлым, было то, что она никуда особо не лезла и не показывала себя перед кем-то выше полковника Сохара, который во всём ей покровительствовал. Вдобавок к этому можно было припомнить не профессионализм Аманды Хикс, в котором он её уличил чуть ли не в первую их встречу, связанный то ли с юным возрастом, то ли с недостатком опыта, то ли сообразительности или из-за комбинации всего перечисленного, не позволивший ей даже при всей своей нелюбви к Тавиш найти хоть что-то.
Однако теперь её жизнь довольно круто изменилась после того, как он её заметил, даже если она ещё этого до конца не осознала. Как только Арден сообщит о своём решении заполучить во владение корвет с отобранными им людьми, император без промедления прикажет своим лучшим агентом отыскать подробную информацию о каждом и тут уже попытки умолчать тот или иной факт, как она это сделала пятнадцать лет назад при отборе в академию, не возымеют какого-либо успеха. Именно поэтому Арден хотел быть уверенным в том, что история Тавиш чиста и не найдётся кто-то, кто сможет так же, как и он в своё время, копнуть в нужном месте и вывалить наружу членство в гильдии охотников за головами, которая, что бы там она ни говорила, являлась незаконной структурой. Однако не успел Арден сказать хоть слова о том, что он всё-таки хочет знать всё независимо от того, нравится ей это или нет, как она его опередила своим многозначительным восклицанием. Этого было достаточно, для того чтобы он понял, что дальше последует то, что он хотел от неё услышать, а она вовсе не хотела рассказывать буквально несколько минут назад. Останавливать её он не собирался, поскольку вероятно, что другой такой возможности услышать это от неё у него вовсе не будет.
Как оказалось, его уверенность в том, что членство в гильдии подразумевало то, что она являлась охотником за головами, была не напрасной, а его острый аналитический ум и в этот раз его не подвёл, о чём его оповестила она, сообщив, что и сама поняла то, что он догадался об этом. Поскольку времени у них было предостаточно и ни за чем ему лично следить было не нужно, а присутствие R2 не требовалось, он был готов полностью посвятить себя ей и её рассказу. Развернувшись всецело в её сторону почти одновременно с ней, он откинулся на спинку кресла и сцепил пальцы рук в замок на груди. Он слушал её внимательно и не проронил не единого слова за весь её долгий рассказ, на который с его стороны не последовало ни жалости, ни неприязни, ни одобрения, только принятие всего сказанного ей как то, что уже было нельзя изменить. Ему не было безразлично то, как тяжело ей пришлось в детстве и на какие жертвы ей пришлось пойти, чтобы прокормить голодающих братьев, один из которых стал успешным врачом, спасшим не одну тысячу жизней, однако и жалеть её он был не намерен. Его больше волновали детали, за которые можно было зацепиться и попытаться что-то отыскать и найти, но ничего конкретного в её рассказа не было. Впрочем, наверняка, если у него будет время, то он что-нибудь да сможет найти. Для начала всё услышанное нужно было хорошо обдумать, хотя бы прикинуть на глаз, где искать возможные ниточки от этого куска её прошлого.
- У тебя впечатляющий стаж для охотника за головами. Многие погибают в первый же год, так что можно смело заявить, что ты, как минимум, не была самой худшей в гильдии. Впрочем, из мандалорцев всегда выходили первоклассные наёмники, - наконец-то подал свой голос Арден, кивнув головой в знак своей благодарности за то, что она всё-таки поделилась с ним этим, несмотря на своё нежелание. Только сейчас до него дошло, что причиной тому, что она открылась ему вновь, было данное ей ранее обещание не скрывать от него что-либо, что заставило его даже удивиться, что тут же отобразилось на его лице. Конечно, он не сомневался в том, что она человек чести и будет держать данное ей слово, но он не думал, что она настолько буквально отнесётся к этому. Возможно, он до сих пор не привык к такому обилию прямолинейности и честности от кого-либо, поскольку большую часть жизни провёл там, где всё было пропитано обманом и предательством. - Три года, два из которых являлись последними для прогнившей насквозь Галактической Республики, охваченной Войнами Клонов. С тех времён вряд ли остались хоть какие-то упоминания, поскольку никто не предпринимал попыток отслеживать теневую жизнь в Галактике, полагаясь исключительно на джедаев. Да и последний год при только начавшей делать свои первые шаги Империи, охваченной смутой от кардинальных перемен, тоже вряд ли мог быть запечатлён кем-то. К тому же, если ты работала под псевдонимом, то следов остаться не должно. Однако проверить не будет лишним. Не помнишь свой псевдоним, название гильдии или хоть кого-то, состоявшего в ней, помимо тебя?
На несколько минут Арден даже призадумался, осмысливая всё то, что она ему рассказала, прогоняя в памяти каждое слово раз за разом, но уже не с целью понять, как правильно поступить с этой информацией, а чтобы получше разобраться в её личности. Когда он изучал её личное дело, он предполагал, что все её выдающиеся умения и навыки были получены исключительно от её матери, но теперь было понятно, что немалую роль в этом сыграли эти три года, в течение которых она убила немало людей ради собственной выгоды. Арден недолюбливал охотников за головами, которые довольно часто приносили больше вреда, чем пользы, и выслеживать которых ему несколько раз доводилось, однако никакого отвращения к ней из-за этого он не испытал, взглянув на это через призму обстоятельств, вынудивших встать её на этот путь. По правде говоря, в том же самом возрасте на его собственных руках уже было немало крови тех, кому ему приказывал устранять император. Единственным отличием от того, что делала она, было то, что он делал это во благо Империи и более чем законно, хотя убийством это быть не переставало. Так же, как и она, он не задавал никаких вопросов и делал то, что было необходимо. Однако первые совершенные им убийства не были таковыми, и если тех, кого он убил, будучи уже Рукой императора, он даже не вспоминал без лишней надобности, то эти убийства сами собой время от времени всплывали в его кошмарах. От этих мыслей его лицо резко исказилось, став болезненным и хмурым, а глаза сами собой закрылись, словно пытаясь не смотреть на то, что в своих деяниях он был куда хуже чем она.
- Восемь, - после тяжёлого вздоха выдавил из себя Корус, проведя обеими руками от лба до затылка. Голос его был поникший, грустный, и в нём можно было уловить лёгкую дрожь, сбивавшую бывшее не так давно ровное дыхание. После паузы в несколько секунд он открыл глаза и посмотрел на Тавиш отрешённым взглядом. - Мне было восемь, когда я впервые убил человека. Хотя его и человеком было назвать трудно. Он избивал меня с самого моего рождения, виня меня за смерть, принесённую мной. Он обращался со мной хуже, чем с собакой, появляясь в моей жизни, лишь для того чтобы лишний раз напомнить, что я для него ничтожество, убившее его жену. Это был мой восьмой день рождения. Каждый чёртов день рождения был похож один на другой, после которого я не мог нормально спать, есть и даже дышать не одну неделю. Я его ненавидел всем сердцем. По-началу я не понимал, что я сделал не так, и думал о том, что хочу просто умереть. Потом я начал ненавидеть его и желать ему самой мучительной смерти. И в тот день она его настигла. На тот момент я не понимал, как это произошло. Я всего лишь сжал кулак и думал лишь о том, что хочу, что бы он умер, а он начал задыхаться, раздирая кожу на своей шее. Однако когда он перестал биться в конвульсиях, а с глаз упала пелена гнева, я испугался. В страхе я выбежал на улицу, ставшую на некоторое время моим домом. Я побирался, воровал, лгал, чтобы выжить. Однажды в один из холодных вечеров, каждый из которых мог стать для меня последним из-за переохлаждения или голода, меня подкараулила толпа таких же беспризорников, как и я. Они были старше меня и даже сильнее физически, естественно я тут же оказался на земле. Они пинали меня, выкрикивали угрозы и оскорбления, а я лежал, сжимая несколько кредиток в своей руке. Жалкое зрелище. Я ненавидел себя за свою слабость, за то, что не мог ответить им ничем, лишь пуская слёзы и сопли, моля о пощаде. Ненавидел их так же сильно, как и своего отца, шепча про себя проклятья. И в какой-то момент все они разлетелись в стороны от одного отчаянного полного боли, обиды и гнева хлопка по земле. Почти все умерли сразу же, кроме одного. Его я задушил. Он висел в воздухе, хватаясь за шею и жадно глотая воздух, я видел его страх, отчаяние и непонимание в глазах. И мне это понравилось. Мне понравилось быть сильнее своих обидчиков. Понравилось то, что я могу их убить. Понравилось, что они меня боятся. Молят меня о пощаде, которую не проявили бы ко мне.
Каждое слово произнесённое им сопровождалось воспоминаниями о том времени, полного боли и унижения, отражающихся в памяти настолько ярко и чётко, словно это происходило с ним в этот самый момент. Он прекрасно помнил лицо отца, тех мальчишек, что он убил своими руками при помощи Силы. Помнил весь тот ворох чувств, охвативших его в моменты правосудия над обидчиками. Последняя часть рассказа далась ему ещё тяжелее, его голос был сбивчивым, то и дело переходя с шёпота на крик и наоборот, сердце бешено билось, разрываясь на части, лёгкие в момент опустели, заставив урывками глотать воздух, чтобы не задохнуться, лицо покраснело от жара, а на его глазах блеснули слёзы, предательски покатившиеся вниз по щекам. Он был слаб сейчас в этот момент. Это был первый раз за столько лет, когда он дал волю своим эмоциям, так тщательно скрываемым им. Арден пытался забыть обо всём, через что ему пришлось пройти до того, как ему посчастливилось встретиться с императором. Удивительно, но этот счастливый момент избавления от страданий был неразрывно связан с одним из самых болезненных воспоминаний, а потому плотно застрял в памяти навечно.

Ни одно слово, сказанное Тавиш, не осталось потерянным и не услышанным Арденом, несмотря на своё отрешённое от настоящего состояние. Именно она подстегнула его закончить начатый им рассказ, поставив жирную точку во всех болезненных воспоминаниях, так долго терзавших его. Её слова о том, что то, чего он достиг, вопреки всему пережитому ему по-настоящему восхищает её, делает его особенным в её глазах, заставили его по-новому взглянуть на мир и наконец-то понять своё место в нём. Он - Рука императора, беспрекословно исполняющий волю своего владыки, несущий мир и процветание Империи незримо почти для всех, не знающий покоя вечный скиталец, отдавший свою жизнь в вечное услужение. Именно то, кем он является, даёт ему сил, для того чтобы двигаться, цель, для того чтобы жить. Однако теперь, когда в его жизни появилась она, перевернув всё его мировоззрение с ног на голову, всё заиграло новыми красками, наполнив его до краёв новыми стремлениями и желаниями. У него появилась новая цель, ставшая не просто рядом с той, которой он следовал все эти годы по воле императора, преподнёсшему её, возвысившему её над любой другой, которая могла бы родиться у него. Теперь она стала центром его мира, лучом света во тьме, в которой он блуждал всё это время, путеводной звездой, указывающей правильное направление. Вся его сила и мощь, обретенное с годами могущество, перед которым склоняются остальные, нашло новый путь, как ручей, пробивающий себе дорогу. С этого момента он загорелся желанием определять своё настоящее самостоятельно, не оглядываясь на прошлое и волю других людей. Только обретя власть, он сможет быть с той единственной, кто приняла его таким, какой он есть, вдохнула в него жизнь и открыла глаза на самого себя. Он не может её потерять. Теперь не может.
Когда её руки отпрянули от него, а с уст слетели меркнущие по сравнению со всем тем, что он слышал от неё ранее, слова, Арден вздрогнул и непонимающе посмотрел на неё. Он не понимал, что так сильно заставило её перемениться и попытаться отстраниться от него вновь, и от этого на душе заскребли кошки. Однако что-то внутри противилось тому, что бы задать столь волнующий вопрос, не дававший ему теперь покоя, а потому ему лишь оставалось смотреть на неё и думать. Неприятный ворох мыслей тут же охватил его голову, отразившийся неприятной болью, заставившей его со всей силы зажмуриться. В то время, как в кокпите воцарило гнетущее молчание, сознание Ардена разрывалось от громкости внутреннего голоса, говорившего без умолку. В какой-то момент ему даже захотелось закричать вслух, чтобы заглушить его, но вместо крика вырвался лишь тяжёлый вздох смешанный со стоном. Но именно, как только это произошло, невидимая рука схватила одну единственную верную мысль из всех остальных, терроризировавших его. "Она всегда сторонилась меня в те моменты, когда тёмная сторона брала верх," - отчётливо и ясно прозвучал внутренний голос, а в памяти всплыли все совместные моменты, подтверждавшие это. Чего стоило только то, как она ошарашено поспешила спрятать своё лицо под шлемом, когда он, обратившись всецело к тёмной стороне с просьбой дать ему сил, осадил песчаную бурю во время битвы за Татуин.
- Ты боишься меня? Боишься, что только от того, что мои глаза горят, а кожа сереет, я причиню тебе боль? Боишься, что я потеряю контроль, и сделаю то, что противоречит всему, что я тебе сказал? - произнёс он, а в его голосе читалась ярко выраженная обида, вызванная непониманием такой резкой перемены отношения к себе после всего, что между ними произошло. Конечно, он прекрасно помнил тот момент, когда он чуть не задушил её в приступе гнева в турболифте, но сейчас он ни за что бы не сделал этого вновь по отношению к ней. Он не мог изменить прошлого, как и того, что в моменты, подобные этому, как поток эмоций захватывает его, его глаза и кожа меняют цвет, а голос становится намного грубее. Он привык к этим метаморфозам и знал их истинную причину. - Ты и слабость два не совместимых понятия. С тобой я чувствую себя сильнее, чем когда-либо. Ты тот самый жар, что закаляет меня. Твоё восхищение мной и стремлением быть сильнее, чем я есть сейчас, заставляют меня желать двигаться вперёд, сметая все преграды на моём пути. Но я хочу, что бы ты знала, что я никогда тебя не оставлю позади себя, потому что если ты тот самый жар, то я должен быть рядом, чтобы крепнуть. Ты не можешь стать моим разочарованием, потому что только благодаря тебе я осознал своё место. Да, я - Рука императора, а ты штурмовик, но это не имеет для меня никакого значения. Когда ты рядом, для меня имеет значение только то, кто мы есть, отринув всё то, через призму чего на нас смотрят остальные. Я люблю тебя такой, какая ты есть, и хочу верить, что ты испытываешь то же самое по отношению ко мне.