Мос-Эйсли ======>
С момента, как силы Империи получили превосходство в космосе, ситуация на поверхности планеты значительно изменилась, относительно всего того хаоса, что творился ранее. СИД-истребители безудержно охотились на немногие оставшихся в рабочем состоянии и не отступивших обратно на орбиту дройдов-стервятников, не давая им даже близко подступиться ни к одному пребывающему транспорту с десантом или техникой. Зоны высадки из наспех собранных оборонительных позиций превратились в полноценные плацдармы, а бои с армией дройдов перестали быть такими кровопролитными для штурмовиков, став похожими на увеселительную зачистку для поддержания боевого духа. Именно так себе представлял Корус операцию на Татуине во время разговора с адмиралом и откровенно говоря жалел, что не проконтролировал исполнение своего плана лично, понадеявшись на благоразумность командования "Беспощадного". Сомнений в том, что причиной случившемуся был решивший прославится подполковник с надеждой занять место полковника Сохара, а не адмирал Кантар "неправильно" передавший предельно ясную идею военной операции.
Так или иначе, группа с Корусом во главе без каких-либо проблем пересекла весь космопорт Мос-Эйсли с юга на север, ни разу не свернув с пути и при этом всём не потеряв ни одного человека. Однако это отнюдь не значило, что они прошли по зачищенным другими территориям, как по только что уложенной перед приездом чиновника единственной в городе дороге. Они сражались с превосходящими по численности силами дройдов, ненадолго задержавшись в самом центре, где противник успел обустроить самодельный форт. Объединив силы двух "собственных" взводов под командованием коммандера Беккет и старшины Лурно с наступавшими с других направлений взводов при поддержке AT-ST и AT-PT ему удалось обойтись малой кровью. Не желая жертвовать сегодня ещё кем-либо, он сам первым бросался в бой, отвлекая большую часть внимания на себя. Не окажись у него светового меча и не кипи в нём необузданная сила, продолжавшая давать о себе знать долгие часы, то он бы явно так не геройствовал. Но он решил выжать из своего состояния по-максимуму, несмотря на устрашающие последствия. Он прекрасно понимал, что в какой-то момент он выдохнется, и даже не подозревал, насколько пугающим станет эффект истощения, но продолжал тратить полученные в долг силы, как свои собственные.
В текущий момент времени он вновь погрузился в битву с головой, отстраняясь от тягостных мыслей о мироздании, своём месте в нём и о том, как он должен жить. Был только он, его световой меч и сотни дройдов, которых было необходимо уничтожить. Подобное состояние дел вполне его устраивало, и он даже забыл, что кого-то может пугать. Он заблуждался, но ему очень хотелось этого в данный момент. Несомненно вселять ужас и страх в чужие сердца было ему знакомо и он не пытался отстраниться от этого, но он не хотел думать о том, что вселяет страх и ужас ей. Хотя делал это уже не первый раз. Поэтому за весь их путь он старался идти подальше от неё и ни с кем лишний раз без надобности не говорить. Он вновь начинал чувствовать себя тем Корусом, привыкшим всё делать в одиночестве. Ему так было комфортно, это не заставляло его душу разрываться на части.
В первый раз он обратился к ней только, когда они уже почти миновали красный каньон, уходящий вверх, туда, где располагался огромный по своим размерам дворец негласного правителя Татуина. Где-то издалека доносились эхом звуки перестрелки, но это было ещё слишком далеко от их местоположения. К тому же сам факт того, что бой идёт снаружи, а не внутри, говорил о том, что нападавшие до сих пор не смогли пробиться через оборону личных наёмников Джаббы Хатта. Возможно, что на штурм послали меньше дройдов, чем в города. Возможно, план принуждения Джаббы к присоединению состоял в том, что бы отрезать его от своих владений. Звучало вполне убедительно. Корус сбавил свой стремительный шаг и поравнялся с шедшей слегка впереди своих людей коммандером Беккет. Его внешний вид начал приобретать прежний человеческий вид. Тёмно-серая кожа постепенно начинала светлеть, горящие раскалённым золотом глаза стали похожи на блеклые затухающие жёлтые огоньки. Раны, которые до этого не кровоточили и, казалось бы, сами собой зажили, вновь начали сочиться алой человеческой кровью. Не получающая должной платы тёмная сторона Силы начала забирать его собственную жизнь, поскольку он не забрал ни одну чужую за всё это время. Корус прекрасно это осознавал, но держался из последних сил. "Нужно дотянуть до конца. Вернуться на "Беспощадный". Добраться до врача," - вторил он сам себе весь путь.
- Как думаете, почему я отстранил лейтенанта Корда от командования, приказав ему отправиться на "Беспощадный"? - задал он вопрос, на которой в общем-то не ждал получить ответа. Это было всего лишь предлогом, чтобы завести разговор. Голос его потерял прежнюю властность и грубость и теперь звучал в разы спокойнее и миролюбивее. - Я дал ему сделать то, о чём он мечтал с самого начала сражения на поверхности. Когда его взвод попал в засаду, он приказал своим людям забиться в окоп и безудержно звал на помощь, не пытаясь хоть как-то отбиваться. Когда я прибыл туда, я сразу же стал мишенью для всех дройдов, но даже тогда он не решался отдать приказ своим людям перестать прятаться. Он был трусом, хотя и старался казаться не таким при всех. Меня мало волновало боялся он меня или нет, это был всего лишь повод. Если бы я назвал истинную причину, я бы разрушил его карьеру одним щелчком пальцев, сделал бы его посмешищем. Спросите, какое мне дело до этого? Никакого, но я посчитал, что это будет неправильно.

Поступил ли он опрометчиво и глупо, приоткрыв завесу тайны вокруг себя, столь надёжно скрываемую столько лет от людских глаз и ушей? Может быть да, а может быть нет. Отчего-то на душе резко стало легче от того, что он высказался хоть кому-то, поделился тем, что не мог сказать кому-либо ранее. Не мог, потому что никому нельзя было доверять. Не мог, потому что никому не было дела. Не мог, потому что не привык вообще говорить с кем-либо, не преследуя какой-то цели. Сказанное Тавиш не было инструментом для получения чего-либо, не носило скрытых мотивов, это было порыв столь чуждой ему искренности. Будь на её месте кто-то другой, он ни за что не позволил бы себе сказать хоть что-то подобное, но ей в этот момент он доверился. Было ли это доверие основано на том, что совсем недавно он под самыми страшными угрозами запретил ей даже подумывать о предательстве по отношении к нему? Нет. До текущего момента он даже не вспоминал о выборе, который он ей дал. О ловушке, в которую он загнал её, без возможности настоящего выбора. Это было настолько жестокая и искусная ловушка, в которой читался почерк императора. Это были его методы, которые он непроизвольно перенял от него. Он пользовался ими и раньше, выводя на чистую воду продажных сенаторов, губернаторов, графов, офицеров и всех-всех, на кого указывал пальцем его повелитель. Тавиш не заслуживала подобного, но он словно по накатанной сделал то же самое с ней, ведь это было так легко, поскольку он мастерски умел это делать, а потому даже не подумал о другой альтернативе. После того, что произошло между ними сегодня, он осознал, какую ошибку совершил, и от этого стало тошно. Нет, это не ввергло его в гнев, как это было в лифте, когда он осознал бессмысленность смерти Аманды Хикс. Ни один мускул не дрогнул на его лице, а руки так и остались расслабленными, вместо этого в сердце поселилась тихая и опасная изворотливая ненависть.
Однако в одно мгновение все рассуждения и мысли, копошащиеся словно джавы в грудах мусора, развеялись, а Корус вздрогнул от неожиданности, когда совсем рядом послышался её тихий голос. Из-за своих мыслей он стал настолько беспечен, что даже не прислушивался к Силе, а потому позволил застать себя врасплох. Он повернул голову в её сторону, и на его лице возникло изумление, так как он вновь увидел её лицо, которое она так старалась спрятать за шлемом всё это время. Она была красива без этого шлема, на чём уже не в первый раз поймал самого себя. Снимать шлемы без особой причины, тем самым возвращая себе свою идентичность, в штурмовом корпусе было запрещено, но если до этого он наверняка напомнил бы ей о дисциплине и правилах, то сейчас он даже не сказал ей ни слова. С каждым её словом его лицо становилось всё больше и больше становилось похожим на человеческое, глаза перестали гореть совсем, став вновь карими, а серость кожи почти сошла на нет. Но вместе с тем стали проявляться признаки, подступающей семимильными шагами слабости и истощения. Дыхание становилось тяжёлым, а сердце забилось чаще. Кто знает, сколько ещё пройдёт времени перед тем, как организм даст сбой. Но Корус продолжал упорно игнорировать тревожный звон колоколов внутри себя, он слышал их, но не хотел слушать. Вместо этого он весь был поглощён ей и её историей, которой она делилась с ним взамен на то, что он рассказал ей.
Он не говорил ни слова в ответ, предоставив ей возможность высказать всё, что она думает, что вряд ли рассказывала вообще кому-либо до него. Она говорила так, словно доверяла ему. Если бы она рассказала бы это кому-то ещё, даже среди своих сослуживцев, наверняка они бы не были знакомы, а её семья, как и она сама, давно бы была в тюрьме, если не мертва. Он отнюдь не представлял, каким было её детство, а об обучении детей мандалорцев знал лишь ту малость, что выведал у Чорука перед его смертью. В то же время она отнюдь не представляла, какой жестокостью было наполнено его детство, которое порой являлось ему в кошмарах по ночам. В этом они в какой-то степени были похожи. Он молча выслушал всё, что она сказала ему, запомнив каждое слово и даже сохранив её интонацию в своей памяти.
- Я рад, что вы здесь со мной, - произнёс он, внимательно вглядевшись в её глаза. Глаза - зеркало души, и оно работает в обе стороны. В глазах цвета расплавленного золота она могла увидеть только гнев, ненависть, жестокость, зато в карих - всю ту боль, пережитую им когда-то. Он сказал это так же тихо, чтобы не привлекать ничьё излишнее внимание. На самом деле то, что он сказал, значило так много для него. Это был акт человечности, значащий много больше чем видимое потакание её видению того, как и что нужно сделать. Никто и никогда не слышал от него подобного, только она. Только ей он смог сказать это.
В её словах было много смысла, таких, казалось бы, очевидных истин, но которых он был лишён. Никто не позволял ему быть тем, кем он хотел быть, да и, по правде говоря, он даже не задумывался, какой была бы его жизнь, если бы не случилось то, что случилось. Каким бы он стал, не будь его отец так жесток по отношению к нему? Вряд ли бы он убил его. Не оказался бы на улице. Не убил бы тех мальчишек. Не встретил бы императора. Но ведь, если император почувствовал и нашёл его, то его могли бы позже найти имперские инквизиторы и сделать одним из них или убить. Казалось бы, одно "если" имеет огромное вариантов развития. Эта мысль посетила его после её слов. Он по-настоящему задумался, а его лицо приняло задумчивый вид. Однако произошедшее минутой позже заставило его вновь принять удивлённый вид. Вложенный столь решительно и заботливо в его руку тюбик с лекарством, от которого он отказался, почему-то побоявшись, и её слова значили столь же много, как и его признание. Даже больше в разы. Они вновь встретились глазами, и он увидел это заботливое беспокойство в её взгляде, отчего непроизвольно не смог сдержать улыбки. Несмотря на всю омрачающую его состояние боль, эта улыбка выглядела счастливой.
- Спасибо за заботу, коммандер. Я этого не забуду, - благодарно ответил он, сжав в руке тюбик. Несмотря на то, что ему не хотелось прерывать этот момент, они должны были сосредоточиться на операции. До дворца оставалось всё меньше и меньше, а звуки перестрелки всё нарастали и нарастали. Поэтому он, пересилив свои желания, сделал вновь серьёзный вид и произнёс. - Вам лучше вернуться к своим людям и приготовиться к бою.

Находить в себе силы удерживать всю эту тяжёлую массу, отколовшуюся от скалы, с каждой минутой становилось всё сложнее и сложнее. Ранения, полученные во время крушения СИД-истребителя, и разрушающий эффект истощения после использования предела своих способностей, чтобы урезонить песчаную бурю, начали давать о себе знать. Со лба начали скатываться капли пота, норовящие затечь прямо в глаза, нос и губы, а ноги подкашиваться, словно земля начала уходить из-под его ног, расползаясь с огромной вибрацией в разные стороны. Но он продолжал держать, ловя раз за разом новые осколки, пока все штурмовики не покинут опасную зону. В какой-то момент его посетила мысль сорваться с места и нечеловеческим по обычных меркам рывком уйти из зоны поражения, за мгновение обогнав отстающих штурмовиков, но он отогнал её, продолжая стоять на месте. Он даже не заметил, как от эвакуирующихся из зоны поражения штурмовиков отделилась коммандер Беккет, бросившись вперёд к источнику всех бед.
Однако его предельная концентрация в одно мгновение улетучилась, заставив его пошатнуться и чуть ли не упасть на ровном месте, когда он ощутил резкое жжение в левом боку, интуитивно заставив оторвать руку и приложить её к месту жжения. Однако никакого ранения на этом месте не было, что вызвало не скрытое недоумение на его лице, в тот же момент сменившееся ужасом от осознания, что он ни секундой более не удерживает всю горную породу, летящую вниз. Резкими рывками, заставляя себя почти что парить над землёй, он летел вперёд, пытаясь избежать судьбы быть раздавленным насмерть. Однако если он и успевал сбежать из под каменного града, то случайно подвернувший в ходе бега ногу штурмовик явно не успевал этого сделать. Не задумываясь, ведомый неизвестным порывом он лёгким движением подхватил штурмовика и по навесной траектории бросил его вперёд в безопасность. Сломать или отбить себе что-либо он ничего не должен был, и снести никого на пути своего полёта тоже, а потому его решение было вполне приемлемым. Хотя лёгкий испуг штурмовику однозначно был обеспечен.
Когда опасность для собственной жизни миновала, он начал искать глазами коммандера и, не найдя, бросился вперёд, не замечая ничего на пути. Он интуитивно понял, чем было вызвано неприятное ощущение в левом боку, но надеялся, что всего лишь ошибся. Впервые в своей жизни он был по-настоящему обеспокоен чем-то. Неприятное щемящее чувство в груди вспыхнуло, как спичка, а из мозга в момент улетучились все мысли, сменившись завывающими ледяными ветрами. Он бежал вперёд, даже не обратив внимание, как позади них обвалился целый склон, по которому совсем недавно они спокойно шли и беседовали. Когда он добрался до неё, с души упал тянущий к земле груз, принеся чувство облегчённости. Он хотел подойти к ней, чтобы осмотреть не ранена ли она, но на это не было времени, так как они уже были втянуты в разразившийся бой за мостом у массивных металлических дверей, через которые мог бы пройти огромный ранкор, дворца. Однако в отличие от Мос-Эйсли здесь не было ни единого дройда, а воевали друг с другом наёмники. Одни принадлежали Джаббе, другие - почившему от руки Коруса Груддо. Выглядели они одинаково, а спрашивать у каждого за кого они воюют крайне глупая затея, так что его решение, в следующее мгновение громко объявленное всем штурмовикам, звучало крайне логичным стратегическим решением.
- Никого не оставлять в живых! - произнёс он и с этими словами на всех парах бросился вперёд, преодолев мост одним длинным и одновременно высоким прыжком. Активировав налету алое лезвие светового меча, он, приземлившись, рассёк одного из наёмников наискосок, разделив его на две части.

Очередное приземление в стан врага было уже не настолько неожиданным, как в первый раз, а потому ещё в полёте ему пришлось отражать летящие в его сторону бластерные болты. Наёмников оставалось всё меньше и дотянуться до них становилось всё более трудной задачей. Концентрация лишь на одном враге могла бы стать фатальной ошибкой, а потому он вновь застрял на одном месте, резко сменив агрессивную тактику нападения агрессивной обороной. Само по себе словосочетание агрессивная оборона могла бы ввести непосвящённого  в ступор, однако всё было куда проще, чем казалось. Стой на месте, пока враги далеко, атакуй, когда враги близко. Впрочем, дожидаться пока враги потеряют последние остатки рассудка, чтобы броситься с голыми руками на вооружённого световым мечом противника, который только что нашинковал не один десяток наёмников, можно было очень долго, а терять время, которое стремительно ускользало как песок сквозь пальцы, ему не хотелось. Поэтому Корус рванул в свою сторону двух наёмников, находившихся ближе к нему, и на подлёте взмахнул световым мечом, отрубив обоим головы. Однако отпускать их из захвата он не собирался, продолжая удерживать их безголовые тела на весу, создав своеобразный щит, впитывающий в себя энергетические пучки, как губка воду.
Прикрываясь поверженными врагами, он уверенным шагом, превратившись по щелчку пальцев в настоящий танк, пошёл вперёд на своих врагов. Все их жалкие попытки спрятаться или убежать от него были тщетны. Конечно, так могло бы продолжаться и дальше, если бы ему не наскучило играть с ними в догонялки. Именно поэтому все, кто прекращали стрелять в него в момент отправлялись в свободный полёт за пределы баррикад. Зрелище, конечно, было довольно комичным, как будто наёмники, сами пытались избежать встречи с ним, предпочтя быть убитыми подоспевшими штурмовиками.
Когда в пределах видимости остался всего лишь один наёмник, пытавшийся спрятаться за металлическими ящиками, Корус деактивировал свой световой меч и повесил его обратно на пояс. Медленными вкрадчивыми шагами он, словно хищник, начал подбираться к нему, непринуждённо разбирая его укрытие по кусочкам. Один ящик - туда, второй ящик - сюда, третий пролетел над его головой и ударился о металлические ворота дворца. Теперь оставшийся в живых наёмник выглядел жалко, он даже не сразу понял, что сидит на заднице посреди чистого поля, прижимая к груди бластерную винтовку и покачиваясь из стороны в сторону, как потревоженная неваляшка. Двигался Корус бесшумно, можно даже сказать, никак не осязаемо для органов чувств, словно парил над землёй, и только резко вырванный из рук бластер, полетевший вдаль, заставил наёмника прийти в себя и повернуть голову в его сторону. Этот взгляд был полон неподдельного страха, всепоглощающего пожирающего изнутри дикого животного ужаса, вводящий в оцепенение даже перед лицом собственной смерти. Наёмник упал на землю навзничь, сжавшись что есть мочи, понадеявшись, что безоружного и сдавшегося не постигнет участь его товарищей. Арден был слишком уставшим и обессиленным, чтобы усмехаться над слабость врага или презирать его за это. Первой мыслью было вдавить бедолагу в стену, раскрошив ему все кости, или вовсе проткнуть его световым мечом, чтобы прекратить весь этот фарс. Однако Сила имела свои видения на этот счёт.
Она по-прежнему требовала свой долг обратно за столь любезно предоставленные силы, державшие его на ногах и позволявшие сражаться всё это время. Корус исчерпал не только данные ему взаймы силы, но и свои собственные, о чём напомнила висящая левая рука, которую он даже почти не чувствовал. В этот момент он почувствовал, как всё тело изнывает от ужасного голода, словно он не питался даже не неделями, а месяцами. Этот голод сильно отличался от того, когда у тебя посасывает под ложечкой, а желудок издаёт звуки умирающих внутри тебя китов, вопящих единственное слово "еда". Он лежал где-то глубже и дальше от всех органов пищеварения. Он был словно беззвучным криком из самой души, требовавшей пищи, отдыха, лечения. Не отдавая отчёта своим действием, Корус схватил правой рукой наёмника и непринуждённо, как тяжелоатлет, поднял его с земли. Левая рука инстинктивно, как зачарованная, сама собой поднялась вверх раскрытой ладонью к его лицу, и в этот момент из неё вырвались извивающиеся алые языки молний, молниеносно устремившиеся к телу жертвы, охватывая его целиком.
Невероятное чувство лёгкости и удовольствия захватили Коруса, отключив его сознание от всего происходящего вокруг него и заставив даже закрыть собственные глаза, а губы растянуться в блаженной улыбке. Красное свечение между его рукой и телом наёмника вырисовывало причудливые изгибы, словно создавая мост между их телами. И через этот мост жизненные силы жертвы переходили к нему. Он чувствовал, как с каждой секундой его ослабленное и израненное ранее тело становится здоровее, как его раны повсеместно медленно затягиваются, как его измученное лицо приобретает здоровый отдохнувший вид. Он упивался этим моментом, окунаясь всё глубже и глубже, как старик нашедший источник вечной молодости. Однако с каждой секундой утоления возникшего за день голода Силы наёмник извивался в ужасающих взгляд неподготовленного конвульсиях, истошно вопя во всё горло. Секунда за секундой он претерпевал страшные метаморфозы. Его лицо резко осунулось, став похожим на обтянутый дряблой сморщенной кожей череп, губы и глаза впали внутрь. Как будто в одно мгновение из тела выкачали всю возможную жидкость. До текущего момента сидевшая впритык на могучем теле одежда теперь болталась на нём, как на тростинке. Кожа на руках, что пытались ухватиться за какой-либо элемент одежды Коруса, начала повсеместно рваться, оголяя белые кости. И только в тот момент, когда выкачивать из его тела уже было не чего, Корус отбросил иссушенное до неузнаваемости тело в сторону, открыв свои глаза, которые к удивлению даже не приобрели столь пугающий ранее Тавиш золотой оттенок. Он остался таким, каким и был в момент их последнего разговора, за одним лишь исключением, от его ран не осталось ни следа.

Когда не осталось посторонних глаз и ушей, которых Корус не хотел бы видеть в этом помещении от слова совсем, он облегчённо вздохнул. По правде говоря, ему было бы куда спокойнее не будь здесь и этого мандалорианского наёмника, да и коммандера Беккет, а в идеале и протокольного дройда, но он отчего-то твёрдо решил переступить через самого себя и свою пресловутую зону комфорта. И дело было вовсе не в страхе за собственную жизнь, которая висела на волоске, так как он стоял прямо над открывающейся по воли жирного слизняка решётке, под которой располагалась боевая арена с обитающим там ранкором. Ранкоров он видел однажды и решил для себя больше никогда их не видеть, поскольку зрелище было явно не для слабонервных. Машины для убийств, созданные самой природой, с непробиваемой почти ничем шкурой, огромными когтями и зубами и недюжинной силой достаточной, чтобы перевернуть при надобности имперский шагоход или оторвать ему одну из ног. Это было сродни испытанию, созданным им для самого себя, с целью проверить ту невидимую грань незнакомого ему ранее чувства как доверие. Однако если к коммандеру оно и было, то вот к Фетту однозначно оно отсутствовало.
Между ним и Феттом и вовсе были особенные взаимоотношения, родившиеся около года назад в процессе вспыхнувшего между ними конфликта. Корус отчётливо помнил, как быстро завязалась драка, продлившаяся немногим меньше часа, пока они оба просто не вымотались с осознанием, что ни у кого из них преимущества в обычной рукопашной схватке нет, а потому если и биться друг с другом, то только с оружием и насмерть. Прирезать его просто потому что ему так захотелось он не мог, так как у этого высокопрофессионального наёмника был протекторат от тёмного лорда Вейдера, который довольно часто пользовался его услугами, но если бы он первым спровоцировал его, то несомненно Корус воспользовался возможностью сделать то, что он умеет лучше всего. Однако чего нельзя было отнять у них обоих, так это предельной концентрации внимания в моменты, подобные этому. Поэтому, когда в сторону Тавиш полетела энергоячейка, брошенная старшиной Лурно, они оба, словно два ястреба, вцепились в глазами в неё, но ни тот ни другой ни на йоту не дёрнулись к своему оружию.
- Я так понимаю, ты ждёшь моей благодарности за спасение от армии дройдов, вторгшейся на мои земли? - задал свой вопрос Джабба, прервав повисшую на некоторое время тишину в зале, а переводчик тут же включился в действие, переводя сказанное своим хозяином на общегалактический язык понятный простым смертным. На самом деле Арден подумывал выучить хаттский, чтобы, если доведётся вновь работать с Джаббой, обходиться без протокольного дройда, который как выяснилось в точности до мелочей запоминает каждое слово сказанное в его присутствии, но обострённого желания так и не возникло.
- Для начала, - кивнув головой, ответил он, вспомнив количество положенных жизней ради спасения этого захолустья.
- Ха-ха-ха, - разразился громким смехом слизняк, а его смех остался без какого-либо перевода. Смешного во всём этом было мало, а Арден вроде бы не был в металлическом бикини и не рассказывал анекдоты, чтобы потешить его, а потому ему крайне это не понравилось. - Признаю, что помощь Империи трудно недооценить в этом деле. Но разве Империя оплатит восстановление всех городов и поселений, что вы разрушили, сражаясь с дройдами?
- Не оплатит. Твоя жизнь и без того дорого обошлась Империи, - Корус был не пробиваем, а их обмен речами больше походил на словесную дуэль, в которую никто не смел вмешиваться.
- Ты изменился с последней нашей встречи, - перепрыгнул с неудобной темы, в которой он уже начал проигрывать, Джабба, ткнув пальцем в воздух в направление Ардена. То ли он решил, что сможет таким образом увильнуть от сути разговора, к которой они пока что даже не перешли, то ли решил таким образом задобрить находящегося не в самом лучшем расположении духа парня, который в отличие от многих не раболепствовал перед ним, практически ни во что его не ставя. - В прошлую нашу встречу ты не доверял даже моему протокольному дройду, что изменилось?
- Ничего. Я по-прежнему ему не доверяю, - сухо ответил Корус, покосившись краем глаза на Фетта, стоявшего словно статуя, перебирая пальцами по кобуре. - Перейдём к делу.
- Что ж, раз ты здесь, значит Императору вновь что-то нужно от меня и моих агентов, и я знаю что. Но ты ведь понимаешь, что информация стоит денег, - недолго помолчав подал голос Джабба.
- Твоя жизнь - это всё, что я могу предложить тебе за информацию о союзниках Груддо Хатта и их планах.
- Осторожнее со словами, - подал вдруг голос Фетт, обращаясь к начавшему по его мнению наглеть и угрожать Корусу.
- Ты хочешь реванш?
- Это можно устроить, - сделав шаг вперёд, ответил наёмник, даже несмотря на вокодер обезличивающий голос, тем самым скрывая истинные эмоции, можно было понять, что настроен он серьёзно.
- Чуба! Ис хоппода нопа!* - прервал назревающую драку Джабба, смысл был понятен Корусу даже без особых знаний хаттского языка.
- Как скажете, - сделав шаг назад отозвался Фетт.
- Я знаю, что это ты убил Груддо, и, так понимаю, узнал о его планах напасть на меня. Я отказался вступать в союз нового совета дураков великих хаттских кланов с пайками и прочими мелкими галактическими сошками. С его стороны было глупо надеяться, что у него выйдет что-то хорошее из этого.
- Допустим. Чего они добиваются?
- Они собираются обезопасить торговые маршруты, связывающие Кессель с крупными планетами, где можно выгодно продать спайс. Они планируют это уже больше десяти лет, но с момента, как какой-то темный джедай встал во главе стола, убедив их, что время показать зубы настало, они начали действовать открыто.
- Тёмный джедай? Кто он?
- Какой-то бесалиск по имени Хидон Куран, но он больше выглядит как пешка, чем тот, кто всем заправляет, - вновь подал голос Фетт, но уже не испуская какой-либо угрозы.
- Где его искать?
- Если бы я знал, то он бы давно уже был мёртв.
- Ты слишком высокого о себе мнения.
- Хочешь проверить? - вновь поддался провокации Фетт, наклонившись чуть вперёд.
- Мы это уже проходили, - насмешливо отмахнулся от него Корус, чувствуя своё превосходство.
Появление на шахматной доске какого-то неизвестного джедая сильно перемешало расстановку сил в партии. Теперь вместо того, что бы сконцентрировать все свои силы на преступных синдикатах, отрубая одну из шей гидры за другой, нужно было сосредоточиться на поисках деждая, прячущегося непонятно где и непонятно как выглядящего. Бесалиски, конечно, были довольно заметными экзотами в виду своего массивного телосложения, четырёх рук и стрёмной морды, но раз он смог пережить приказ 66, да и прятаться где-то всё это время, ни разу не выдав своего местоположения, то выйти на него будет довольно сложно. Однако отчего-то Арден заметно обрадовался такому стечению обстоятельств, ведь он уже довольно давно не охотился ни на кого из джедаев, а то, что тот был отнюдь не святошей, коими они вечно старались всем казаться, придавало лишь ещё больше азарта. По правде говоря, больше узнавать от Джаббы ему было нечего, а обмениваться с любезностями с Феттом, который явно не ровно к нему дышал, ему изрядно наскучило. Поэтому на этой оборванной Хаттом ноте можно было вполне заканчивать разговор, однако оставить последнее слово за собой в этой встрече звучало слишком заманчиво.
- Империя благодарит за сотрудничество, однако этого недостаточно, чтобы оплатить твой долг за спасение, - провокационно сказал Арден, явно рассчитывая вычленить ещё что-нибудь из Хатта, но в этот раз его волновала уже не информация.
- Что? Недостаточно? - возмущённо завопил Джабба, а его маленькие ручонки сжались в кулаки, которыми он начал размахивать из стороны в сторону.
- Тише, Джабба. Я могу позвать штурмовиков, если ты не согласен со мной, и ни Фетт, ни остальной сброд тебя не спасёт, если, конечно, я не убью вас обоих первым - напомнил об ожидающих неподалёку одной лишь команды пятидесяти штурмовиках, готовых разорвать всё собравшееся здесь отребье.
- Ладно, твоя взяла, что ты хочешь от меня? - немного подумав и умерив свой пыл, спросил Джабба.
- В течение двух часов я ожидаю несколько десятков огромных контейнеров доверху забитых медикаментами на моём звёздном разрушителе на орбите.
- Ты представляешь сколько всё это стоит? - возмущённо и недовольно пробубнил Хатт, что даже дройд-переводчик не сразу смог перевести всё сказанное.
- Не представляю и не собираюсь представлять. Империя ещё раз благодарит за сотрудничество, Джабба, - самодовольно ответил Корус и, не дожидаясь какого-либо ответа, направился в выходу и поманил коммандера за собой, хлопнув её по плечу. - Мы закончили здесь, коммандер.
В том, что Джабба, несмотря на всё своё недовольство, выполнит его вежливую "просьбу", Корус даже не сомневался, так как знал, что тот не посмеет выступить против Империи. Он слишком дорожил своей жизнью, а также возможностью вести свои незаконные дела, на которые Империя время от времени закрывала глаза. К тому же то, что он сошёл с металлической решётки сам, а не провалился вниз, лишний раз подтверждало его уверенность. К тому же нужно было отчаянным глупцом, чтобы убивать Руку императора в тот момент, когда вся планета переполнена злыми и уставшими имперскими штурмовиками, готовыми перестрелять всех и вся при первой же возможности. Теперь же оставалось только вызвать шаттл, который доставит их на "Беспощадный", надолго оставив позади эту проклятую планету, преисполненную песка и отребья.
- Установите связь с "Беспощадным", самое время нам и штурмовому корпусу покинуть этот гадюшник, - обратился он к Тавиш, когда они вышли к штурмовикам.

*Чуба! Ис хоппода нопа! - Эй, вы! Я не собираюсь за это платить!